Рождество все ближе, и у нас может возникнуть нелегкий вопрос: есть ли у нас хоть какой-то повод для радости?
Сейчас Адвент, и по идее ритм нашей жизни должен замедлиться, и мы должны не спеша готовиться к празднованию рождения Иисуса. Нам хочется убежать от трудностей этого года, и многие из нас уже несколько недель назад заявили, что рождественский сезон начался.
Адвент должен быть временем надежды, радости, любви и мира. Это прекрасные слова, но в этом году есть риск, что они покажутся нам пустыми. В это время в прошлом году, когда многие американцы пекли тыквенные пироги и искали, что можно подешевле приобрести на «Черную пятницу», начал свое незаметное шествие смертельный вирус. Большинство из нас тогда ничего об этом не знали, но, учитывая сотни тысяч умерших только в нашей стране, мы, конечно, знаем об этом сейчас. Можем ли мы в такое время говорить о надежде?
Стараясь как-то ограничить распространение вируса, мы стали свидетелями и других проблем, любая из которых стала бы разрушительной в «нормальный» год. Ошеломляющее количество людей потеряли работу. Владельцы бизнеса закрыли двери своих предприятий. Школы перешли на дистанционное обучение, и это не только увеличило нагрузку на и так испытывающих трудности родителей и учителей, но и ограничили доступ к одной из самых надежных систем защиты для детей из социально незащищенных и обедневших семей. Можем ли мы в такое время говорить о радости?
Возможно, неудивительно, что все трудности, вызванные коронавирусом, совпали с очередным американским летом расовой вражды. Сначала Ахмауд Арбери, затем Бреонна Тейлор, затем Джордж Флойд. Были убиты невинные чернокожие люди, и в нескольких случаях видеодоказательства позволили нам стать свидетелями этого ужаса. Можем ли мы в такое время говорить о мире?
Возникли протесты с требованиями справедливости и перемен. В некоторых городах эти протесты переросли в насилие. Разного рода обозреватели бросились интерпретировать эти события, часто указывая пальцем на «плохих парней» по другую сторону баррикад. Во многих наших церквях социальные разногласия также начали проявляться более широко. Эти разногласия только углубились, когда мы пережили очередные президентские выборы, вызвавшие столь много споров. Можем ли мы в такое время говорить о любви?
По мере того, как мы приближаемся к концу этого года, отмеченного насилием, несправедливостью, разделением и смертью, стоит задаться вопросом: какое место спокойная литургия Адвента занимает в таком хаотичном, неспокойном мире? Я бы сказал, что Адвент нам нужен сейчас больше, чем когда бы то ни было.
Вопреки мифу, созданному кинокомпанией Hallmark, Рождество – это не время хорошего настроения и вкусных угощений (хотя я не против и того, и другого). Контекст Рождества – это несправедливость и смерть, и так было с самого начала. Чтобы понять это, нам нужно только вспомнить обстоятельства, окружавшие рождение Иисуса.
На момент рождения Иисуса народ Божий, Израиль, находился в изгнании уже 400 лет. Бог снова и снова предупреждал их, что, если они не послушаются Его, они потеряют все. Но они не слушали. Поэтому Бог послал соседние народы, сначала Ассирию, затем Вавилон в качестве Своих орудий суда.
Пророческие изображения того времени слишком тяжелы для восприятия. Мы читаем о целом народе, Божьем народе, убитом или находящемся в рабстве за сотни километров от своих домов. О женщинах, насилуемых захватчиками (Плач 5:11). О родителях, которые так отчаянно голодны, что едят своих детей (Плач 2:20). О последнем царе Израиля, которого заставили смотреть, как убивали его сыновей, а затем выкололи ему глаза – так что последним, что он увидел и что останется с ним навсегда, будет изображение его мертвой семьи (Иер. 52:10–11).
А затем, после этого ужасного порабощения, наступил долгий и томительный период изгнания. Бог, казалось, молчал. Народ Божий, окруженный несправедливостью и смертью, мог только страдать и стенать.
И вот мы открываем Новый Завет. Здесь история начинает меняться. Божье молчание закончилось. Пророки и ангелы молчали веками. Но внезапно являются ангелы и приносят обетование: грядет Божий Царь и долгое, томительное изгнание Израиля подходит к концу.
Исаия выразил надежду, маловероятную для того периода истории Израиля, в своем пророчестве: «Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет» (Ис. 9:2). Людям, веками жившим во тьме, обещание света могло показаться слишком хорошим, чтобы быть правдой. Осмелится ли народ Божий снова обрести надежду, после того как их надежды раньше так часто оказывались разбитыми?
Признаюсь, если бы я был евреем в первом веке, надежда показалась бы мне чуждой, почти оскорбительной.
И, тем не менее, в Евангелиях записано, что многие из Божьих людей откликнулись на обетование надежды. Ответ Марии содержит уверенность в Божьем плане (Луки 1:46–55). Анна и Симеон радуются при виде новорожденного Иисуса (Лк. 2:25–38). Глядя на этих женщин и мужчин, мы видим, что с приходом Христа тьма действительно может уступить место свету. Но пока это хрупкая надежда. Рождение Иисуса вызывает у Ирода гнев ревности, и в попытке уничтожить Иисуса он убивает еврейских детей (Мф. 2:16).
Article continues below
Матфей говорит, что несправедливость изгнания никуда не делась:
Глас в Раме слышен,
плач и рыдание и вопль великий;
Рахиль плачет о детях своих
и не хочет утешиться, ибо их нет. (Мф. 2:18; Иер. 31:15)
Многим читателям, как ранним, так и современным, это может показаться провалом. Первым действием Бога, направленным на прекращение этого длительного периода несправедливости, должен был стать решительный акт справедливости и победы, не так ли? Вместо этого мы видим, как убивают слабых и уязвимых. Мы снова слышим плач Рахили, даже когда Сын Божий приходит на землю. Неужели что-то пошло не так?
Ты не плачешь один
Рождественская история довольно мрачна, но что не дает нам отчаяться, так это имя: «Еммануил». Впервые оно упомянуто пророком Исаией и означает «с нами Бог» (Мф. 1:23; 7:14). На самом деле, рождение Иисуса принесло гораздо больше, чем ожидал Израиль. Они ждали царя, который вернет их на родину. И Бог дал им это. Но Бог дал им гораздо больше: Он послал Себя.
Рождество – это момент, когда Бог вошел в нашу историю и стал плотью и кровью. Он появился посреди повествования, когда вокруг царили несправедливость и смерть. Это благая весть и для нас, поскольку мы тоже живем посреди несправедливости и смерти.
Адвент – это не бегство из тьмы мира в бастион ложного спокойствия. Адвент – это своего рода дисциплина, которая учит нас испытывать тоску, как ее испытывали евреи до рождения Иисуса. Без этого чувства настоящей тоски Рождество не даст чувства настоящей надежды. И если мы уже ощущаем эту тоску по исцелению и оплакиваем несправедливость, мы гораздо ближе к духу Рождества, чем мы думали.
Однажды Бог положит конец несправедливости и смерти. Но Рождество напоминает нам, что первым шагом Бога к прекращению несправедливости и смерти было подчинение Себя несправедливости и смерти.
Многие из нас в этот Адвент взывают: «Доколе, Господи?» Мы можем утешиться, зная, что плачем не одни.
Мы плачем вместе с Рахиль, которая плачет о своих детях. Мы плачем вместе с Тамикой Палмер, которая оплакивает свою дочь Бреонну Тейлор. Мы плачем с Вандой Джонс, которая плачет о своем сыне Ахмауде Арбери. Мы плачем вместе с сотнями тысяч людей, чьи близкие пострадали от вируса.
Article continues below
И мы плачем вместе с самим Иисусом, который присоединяется к нашим страданиям. Он присоединился к ним тогда – бедный по рождению, преследуемый при жизни, презираемый в смерти. Он присоединяется к ним сегодня как Еммануил, «с нами Бог».
Поэтому даже когда мы плачем, мы плачем с надеждой. Надежда не останавливает наши слезы; надежда придает им смысл. Надежда не устраняет нашей тоски; надежда перенаправляет ее к Христу. Потому что то, о чем мы тоскуем, а именно справедливость, целостность, исцеление, имеет имя. Это имя – Иисус, и Он близок к сокрушенным сердцем.
While we pray for peace, we need moral clarity about this war.
But let’s not mistake it for calling.
The surprising argument that Saul of Tarsus was born into bondage.
